1920-е годы
Из воспоминаний Севена С Х. Газета «Центр Азии» №48 (3 — 9 декабря 2010) «ПРАВДА МОЕЙ ЖИЗНИ».
Этот день – 15 марта 1929 года – день начала моей военной и трудовой биографии. Мне был 21 год, а с убавлением года – 20, так с тех пор во всех документах и идет.
Поступив в армию, мы еще много дней ходили в тувинской одежде. В самом начале мне вручили ружье, и я в тувинском халате стоял на ночном дозоре на улице Ленина.
Нас направили в первый взвод тувинского конного эскадрона, командиром взвода был товарищ Намчак. Начали обучать военному уставу, оружию, тактике, и тому, как верхом на лошади срезать прутья. Сначала нас обучали монгольской грамоте, потом – тувинскому письму латинскими буквами. Нашими русскими учителями были Канишевский и Свиридов.
В тувинской армии тогда не было ни танков, ни самолетов, ни пушек. Было, правда, два иностранных пулемета.
В Кызыле до второй половины июля 1929 года находился один полный эскадрон Красной Армии. Тувинские солдаты очень дружны были с красноармейцами: мы были у них в казарме, они приходили к нам казарму. Хотя и не знали языка, но немного понимали друг друга. Конную учебу проводили вместе. Когда они уезжали, провожали их, сидя вместе за столом и выражая друг другу горячие пожелания.
В дополнение к этой учебе меня направили в музыкальный взвод. В нем начали учиться и мои сокурсники Мандыт, Агбаан, Мунзук, Чанчып, Содунам, Алгырвас, Ангыр-оол, другие товарищи. Нашим учителем в музыкальном взводе был партизан Коровин.
Стали учить ноты. До, ре, ми, фа, соль – каждый день учили мы и вскоре могли сыграть «Интернационал». Я играл на трубе, или на инструменте, называемом кларнетом.
К зиме 1929-1930 года мы, как заправские музыканты, играли нашу музыку и пешком, и верхом. Нас стали даже приглашать на большие празднества. А с начала 1930 года начал исполнять обязанности командира музыкального взвода.
1940-е годы
Из воспоминаний Петра Федоровича Иванкова. Интервью в газете «Центр Азии» №22 (4 — 10 июня 2010) «ОТ ТРУБАЧА ДО ГЕНЕРАЛА».
– Петр Федорович, как вы оказались в числе воспитанников Тувинской народно-революционной армии?
– Родился я 1 декабря 1929 года на юге Красноярского края, в селе Нижне-Усинск Ермаковского района, но где-то в три месяца меня привезли в Туву, так что можно считать меня вполне тувинским жителем.
Отец, Федор Матвеевич, ушел на фронт из Кызыла в феврале 1942 года. Погиб на фронте. В книге Памяти на Поклонной горе есть его фамилия.
Мать, Александра Николаевна, была портнихой – известная в Туве мастер шапочного цеха. Между прочим, шила фуражку самому Салчаку Тока.
Мой старший брат Александр работал в тувинском театре и был в свое время единственным скрипачом в Туве.
А отец был плотником, строил много – вначале в Кызыле строил казарму в военном городке, помещение штаба, ангары, а потом мы перебрались на золотые прииски. Хопто, Харал, Эми – это то, что я помню.
Там добывали золото в разрезах – копали шурфы, такой примитивный способ добычи был. Там я пошел в школу. Перед войной – где-то в марте 1940 года – мы переехали в Кызыл.
С моим товарищем Вениамином Мистрюковым мы в Кызыле часто ходили в театр. Он назывался Куруненин театры – Государственный театр. Однажды услышал там разговор: набирают в тувинскую армию – учиться на кавалеристов.
Я пошел, написал заявление. Для надежности прибавил себе два года. Тогда строгого учета документов не было.
А оказалось, что не кавалеристов набирали, а принимали воспитанников в оркестр.
Меня Леонид Иосифович Израилевич – музыкальный инструктор – по-тувински его называли «сургакчи» – отставил в сторонку и говорит:
«Мы набираем музыкантов, а вопрос о кавалеристах не решаем».
Я ему: «Хочу кавалеристом!»
А он в ответ: «Ты молчи, о тебе – особый разговор».
Дело в том, что у меня был хороший звонкий широкодиапазонный голос и музыкальный слух. После моего пения Израилевич воскликнул: «Ну и голосок!»
И это решило мою судьбу.
Нас человек двенадцать тогда набрали: тувинских и русских ребят.
Состав воспитанников периодически менялся. Некоторые были в музвзводе всего несколько месяцев. Из первого набора и до конца – до 1946 года – Георгий Голубцов, Валентин Веденеев, Саша Селезнев, Валентин Сенокосов и я. Еще был Веня Мистрюков, он умер в 1945 году.
Несколько позднее прибыли в музвзвод и находились в нем до расформирования полка Николай Миронов, Борис Кузнецов, Борис Горин, Борис Огнев, Дмитрий Аскыров.
Из тувинских ребят вначале были Агбан, Ким, Арбай-оол, несколько позже прибыли к нам Буга (Бады-Сагаан), Камаа, Моге.
РЕБЯТА-МУЗЫКАНТЫ
– По каким признакам отбирали ребят в военный оркестр?
– Отбирали по музыкальным данным: слух, ритм, музыкальная память, конечно, все проходили медосмотр. Возраст – от 12 до 14 лет. Мне было 12 лет.
1 апреля 1942 года – приказ по Тувинской народно-революционной армии: зачислить нас бойцами. По статусу – бойцы, а называли нас «биче оолдар» – ребятишки, иногда – «муузук-оолдар» – ребята-музыканты.
– Вы помните, на каких инструментах играл каждый из музыкантов оркестра?
– Конечно. Ваш отец – Ондар Норбу – играл на теноре. Хорошо помню еще из взрослых музыкантов Мадыр-оола, Опая, Попуу, Таржаа, Канчыр-оола, Тычина, Павуу, Биче-оола, Кара-оола.
Подростки играли на разных инструментах: Борис Бады-Саган (его тогда звали Буга) – на альте, Агбаан – на барабане, Кара-оол – на баритоне, Арбай-оол и Камаа – на барабанах.
Гоша Голубцов играл на баритоне, Боря Горин, Валя Веденеев, Валя Сенокосов, Борис Огнев – трубачи. Саша Селезнев и Борис Кузнецов играли на альте, Веня Мистрюков – на валторне, Коля Миронов и Дима Аскыров – на теноре.
Мне Израилевич дал партию второго корнета: то есть, играл-то я на трубе, но партию второго корнета. Труба – это общее название медного духового инструмента, но партий в ней бывает несколько: корнет первый, корнет второй, труба первая, труба вторая.
Нашим инструктором и преподавателем был Израилевич, приглашенный из Советского Союза. Сергей Хочекович Красный сначала играл в оркестре, а потом стал его руководителем – дирижером.
И В ПЕШЕМ, И В КОННОМ СТРОЮ
– Какой режим дня был у юных музыкантов полка? Делались какие-то поправки на возраст?
– Никаких поблажек – мы же бойцы. Жили мы в казарме. Сначала, правда, в отдельном строении, там же и класс был. Потом уже, в сорок пятом или сорок шестом годах, нас поселили в общую казарму.
Когда пришли мы, нам показали: как надо надевать форму, как – кальсоны, трусов ведь тогда не было. Как правильно ложиться спать на спине и на боку. Помню, первое время у меня голова болела на соломенной подушке спать.
Все – с азов. И все нам интересно было.
Каждый день – четыре часа музыки. Четыре часа боевой подготовки, в том числе – два часа физподготовки, в обязательном порядке – два часа политзанятий или другие занятия – по уставам, изучению оружия, классные занятия.
У каждого было два карабина и две шашки – учебный и боевой комплект.
Музыкальные занятия у нас вел Израилевич. Валя Сенокосов был очень талантливым музыкантом: Израилевич сыграет мелодию, а он тотчас ее точно воспроизводит.
Я так не мог. Израилевич всегда говорил так: практика лучше всех у Сенокосова, а в теории лучший – Иванков.
Какой там лучший. Просто я лучше, чем другие, читал с листа, по нотам. Играл по нотам партию второго корнета, ее нельзя играть на слух – только по нотам.
– Какой репертуар был у военного духового оркестра?
– Репертуар у нас был разнообразный: марши советских композиторов, тувинские мелодии, классические вещи.
– А какое из исполняемых произведений было для вас наиболее трудным?
– Мы не испытывали больших затруднений. Но наш руководитель Израилевич частенько нервничал. Зато он нас так натренировал, что нас охотно брали в другие оркестры, когда мы уехали из Тувы. Мне, например, пришлось играть в хороших оркестрах даже после длительных перерывов.
– Приходилось ли играть верхом на конях?
– Конечно. Играли и в пешем и в конном строю – это нормальное состояние музыкантов в кавалерии.
За каждым из нас была закреплена лошадь белой масти.
Когда мы осенью 1943 года провожали на фронт отряд Кечил-оола, то от пограничной станции Шивилиг играли почти без перерыва до самой пограничной заставы на советской границе, причем, шли в гору пешком.
А во время многочисленных поездок с концертами по всей республике передвигались в конном строю. Пешком это было бы трудно, а так лошадь везет, а ты нормально исполняешь свою партию.
ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ
– Как раз в этот день отправки тувинских добровольцев-кавалеристов на фронт – 1 сентября 1943 года, на митинге в Кызыле – было сделано фото, хранящееся в Национальном музее Республики Тыва. На нем, недавно опубликованном в газете «Центр Азии», вы узнали себя и других юных музыкантов взвода. А что в тот день исполнял оркестр?
– Оркестр исполнял Гимн Советского Союза – тогда им был еще «Интернационал», марши. Из тувинских мелодий – «Чылча шавар!» («Разбить врага!»), «Тулчуушкунче!» («На бой!») и другие.
Этот день для нас, музыкантов, был обычным рабочим днем, но с каким-то особенным духовным подъемом. Торжественным настроением и неосознанной грустью.
Знаете, я вот до сих пор думаю: Тувинская Народная Республика – это было тогда другое государство, а вот почти все бойцы тувинской армии стремились пойти на фронт – за нашу Советскую Родину.
Отбоя от желающих не было! Формировался кавалерийский отряд непосредственно Севеном. Даже специальный конкурс был, отбор, не всех добровольцами брали. Многие очень обижались, что не берут. Много было добровольцев, которые уже отслужили срочную службу в тувинской армии: два года тогда служили.
Были, конечно, и исключения. Я помню случай, о котором, может быть, и неприятно говорить, но это тоже – факт истории: среди добровольцев оказались два человека, которые перед тем, как идти в наступление, друг другу травмировали конечности.
Их судили потом, уже после войны. Но это – исключение.
– Этот факт прежде замалчивался, но сейчас он свидетельствует о том, насколько страшна была война, что даже у кого-то из добровольцев дрогнула душа. Но тем выше слава остальных, проявивших мужество и героизм.
– В основном, героические были ребята, и даже девушки. В составе кавалерийского эскадрона была женщина, которая оставила дома грудного ребенка, а сама пошла добровольцем. Вот такой пример был подан.
– Так это наша знаменитая Вера Чульдумовна Байлак, участница Парада Победы 2010 года в Москве.
– Да, героически народ был настроен, и в этом большая воспитательная роль была системы, которая воспитала таких бойцов и их патриотический дух.
Мы и провожали, и встречали с фронта, когда возвращались уже не все…
А День Победы невозможно забыть. Известие о конце войны я встретил, будучи дежурным сигналистом, еще до общего подъема полка, рано утром. День Победы отмечали необычно торжественно, у здания правительства состоялся митинг, играл наш оркестр.
БАНКЕТЫ И ТАНЦЫ
– А где еще играл военный духовой оркестр, кроме проводов на фронт и митингов?
– Во всех мероприятиях правительства и командования мы принимали участие. Все делегации из Советского Союза мы всегда с аэродрома встречали, на всех праздниках играли. Все мероприятия – спортивные, молодежные – обязательно с оркестром.
Мы очень много играли. По субботам и воскресеньям – на танцах, людям нужно было радость доставлять: зимой – в Доме культуры, летом – в городском парке, он тогда садом назывался.
Еще играли на банкетах. А во время войны каждая отправка добровольцев на фронт обязательно сопровождалась банкетом.
Видел я всю нашу знать. И до банкета видел, и после банкета.
Нас, музыкантов, не обижали. Оркестр пользовался большим уважением. Всегда после банкета нас впускали в банкетный зал, и мы там ели, и даже можно было кое-что вынести.
Сидел я как-то рядом с Израилевичем, тут Тока подошел, говорит: «Запевай!» И сам начал: «По морям, по волнам…»
Еще мы, трубачи оркестра, обязательно дежурили в штабе – сигналистами.
– А в чем заключались обязанности дежурного сигналиста при штабе?
– Сигналист дежурил в штабе от подъема до отбоя. Он на трубе строго по распорядку играл сигналы: «подъем», «на физзарядку», «на занятия», «отбой», начало и конец каждого часа занятий, начало завтрака, обеда, ужина.
Нам нравилось в штабе дежурить, потому что в обед офицерам штаба давали пирожки. И нам, сигналистам, тоже.
А потом Израилевич добился, чтобы всем воспитанникам из оркестра давали пирожки – такой перекус между завтраком и обедом. Завтрак был в восемь часов, а обед – только в четыре. Такой большой перерыв, и подросткам, почти детям, было особенно тяжело, все время есть хотелось. Вот Израилевич, а он о нас все время заботился, и выхлопотал музыкантам дополнительное питание.
Дежурили сигналистами посменно. Раз в неделю я дежурил в штабе. Поэтому штабные дела нам были известны.
В начале в 1944 года из Советского Союза прибыли Севен и Сувак. Сувак был в чине майора, Севен – в чине старшего лейтенанта. Через некоторое время Севену присвоили звание подполковника и назначили командующим армией, а Сувака – на должность военного министра.
После вхождения Тувы в СССР армия была преобразована в седьмой отдельный кавалерийский полк. Командиром полка был назначен Семен Хунаевич Севен. Начальником штаба – Николай Яжикович Лопсан.